Камоэнс Луиш ди
Характеристика творчества Камоэнса
Характеристика личности Камоэнса
Характеристика творчества Камоэнса
Характеристика творчества Камоэнса
Луис де Камоэнс (1524-1580)
Поэт, проживший необычайно яркую, полную драматических событий жизнь, Камоэнс воевал солдатом в Марокко, где потерял глаз; был приближен ко двору, за дуэль с придворным приговорён к смертной казни, затем помилован. Он участвовал в морской экспедиции в Индию, разбогател на торговле и лишился всего состояния во время кораблекрушения. В 1570 г., когда Камоэнс вернулся в Португалию, все его богатство составляла рукопись поэмы "Лузиады", создавшей ему посмертную славу. Получив в юности прекрасное гуманитарное образование, Камоэнс в течение всей жизни писал лирические стихи. Неразделённая любовь к знатной даме окрасила его лирику, полную глубокого чувства и философских раздумий о несовершенстве мира, в тона мягкой меланхолии.
Лузиады (1572)
- поэма, проникнутая горячим патриотизмом, восхищением художника эпохи Возрождения новыми горизонтами, открывающимися перед человеком. Она посвящена Васко да Гама, проложившему морской путь вокруг Африки в Индию. Мифологические элементы поэмы сочетаются с красочным описанием подробностей этого путешествия - морской бури, экзотических пейзажей, быта и нравов туземцев. Многие реалистические детали подсказаны поэту его собственными наблюдениями. Ярки и проникновенны в "Лузиадах" описания человеческих страданий и душевных драм. Такова история Инес де Кастро, возлюбленной португальского наследного принца, которая была убита вместе с детьми по приказу короля. Значительно и идейное содержание поэмы. Камоэнс обличает придворные нравы, говорит о разлагающей власти золота, клеймит несправедливость правителей. Мастерство стиха и глубина тематики поэмы делают её одним из лучших образцов героической поэзии 16 века.
Главное произведение К. — поэма в 10 песнях «Лузиады» («Os Lusiadas», изд. в 1572). В ней описывается путешествие Васко де Гама в Индию (1497) на фоне португальской истории. Исторический маршрут Васко де Гама заменен в ней маршрутом самого К., и история путешествия Васко де Гама просеяна сквозь строки собственного дневника К.
Структура «Лузиад» — подражание великим эпопеям древности, «Одиссее» и «Энеиде». Поэма не избегла и влияния Ариосто. Источниками ее являются также сборники рыцарских романов, хроник, описания морских приключений. Но она — первая из великих поэм, где сюжет взят не из исторического предания, а из эпохи, близкой поэту, в к-рую внесено пережитое им самим.
Этому не противоречит пышность ее антично-мифологического убранства. Наоборот, классицизм поэмы подчеркивает имперские притязания Португалии того времени, как бы унаследовавшей и раздвинувшей мировую державу Александра Великого и императорского Рима. Португальский яз. Представляется поэту «лишь слегка испорченной латынью» («Лузиады», I, 33).
«Лузиады» — национально-исторический эпос, характерный для эпохи воцарения торгового капитала, образования сильных национальных государств, претендующих на мировое господство. Именно в атмосфере необычайной напряженности этого процесса в Португалии, в течение нескольких десятков лет ставшей из отбивавшейся от мавров маленькой феодальной страны владычицей морей и океанской торговли, и создалась особенно благоприятная обстановка для появления наиболее яркого героического эпоса торгового капитала. А. Гумбольдт назвал «Лузиады» поэмой моря, Эдгар Кинэ — эпопеей торговли. «Лузиады» можно было бы назвать колыбельной песней зарождающегося империализма.
В поэме мы встречаем настоящую поэтическую экономгеографию эпохи, весьма ценную для торговой буржуазии: наряду с классическими картинами моря (например смерча — «Лузиады», V, 14—23, шторма — «Лузиады», VI, 70—73) — характерные «товарные ландшафты» экзотических стран («Лузиады», X, 132—136) и красочные полотна колониального торга.
Поэма К. насыщена идеями национально-вселенской миссии. К. противопоставляет Востоку своеобразный паневропеизм, картинно рисуя туловище Европы с глубоким сарматским рукавом, испанской головой и португальской макушкой. Португалия — темя европейской головы, обращенное к океану («Лузиады», IV, 20). В то же время «Лузиады» проникнуты тем воинствующим религиозным миссионерством, к-рое наилучшим образом пролагало путь торговому капиталу (сам Юпитер обещает Венере, что Гоа в руках португальцев будет оплотом против идолопоклонников («Лузиады», II, 51)). Выражая его стремления, К. в заключении поэмы призывает короля Себастьяна к крестовому походу в Марокко, — предприятию, вызванному стремлением национального торгового капитала португальской морской империи получить континентальную базу и имевшему для Португалии роковой исход. К. понимал громадное значение церкви для колониальной экспансии и в особенности религиозной морали для процесса первоначального накопления. Вот почему он, современник контрреформации, стоял за очищение и укрепление церкви, обличая все, что ее разлагало и ослабляло.
В качестве апологета капиталистической экспансии К. преклоняется одновременно и перед личным опытом и точными знаниями. «Лузиады», являющиеся поэтической энциклопедией эпохи открытий, отличаются величайшим реализмом (напр. изображение цынги — «Лузиады», V, 81—82). Сравнивая себя со своими прототипами, Гомером и Вергилием, К. гордится тем, что дает вместо «грезящих сказок чистую и обнаженную правду» («Лузиады», V, 89). Как поэт эпохи Возрождения К. — певец освобождения личности и свободы чувств: яркий эпизод Инесы де Кастро, вдохновивший многих позднейших поэтов («Лузиады», III, 118—137), и симпатии к жизнеощущению первобытных, нетронутых культурой «счастливых племен» («Лузиады», VII, 41).
По своей фактуре эпос К. своей сложной витиеватостью удивительно напоминает «мануелинский стиль» — своеобразное португальское барокко эпохи морских открытий.
В лирике К. чувствуются мотивы Петрарки. Стихи проникнуты ощущением «Desconcerto do mundo» — мировой нескладицы, — этой ранней мировой скорбью, охватившей Португалию в эпоху кризиса. В ней силен, как и в «Лузиадах», обличительный элемент (напр. «Гоа», где К. сравнивает центр португальской Ост-Индии с Вавилоном).
К. — попутчик торгово-капиталистической буржуазии в ее «героический период». Завершив собой деклассацию своего аристократического рода, он не смог стать купцом-набобом, подлинным буржуа. Будучи лишь попутчиком буржуазии, с самого начала таившей в себе острые противоречия, К. сравнительно легко их вскрывал. Он преклоняется перед личной инициативой, но осуждает — хотя и не во всех случаях — ее произвол. В 6-й песне «Лузиад» К. как бы дает поэтический манифест личной героики странствующего купца, открывателя, воина и конкистадора, противопоставляя ей оцаредворившуюся феодальную знать, — «опирающихся на старые пни благородства своих предков и почивающих на золоченых постелях среди нежных московских соболей» («Лузиады», VI, 25) — фраза, в к-рой уже предвосхищены слова Бомарше о тех, к-рые дали себе один лишь труд родиться. Оставаясь монархистом и одним из poetas palacianos — представителей придворной поэзии, К. в то же время обрушивается на кавалерско-дворянское окружение монарха, на придворную камарилью, выдвигая формулу просвещенного и делового абсолютизма («Лузиады», X, 145—156, также IX, 27—28).
Камоэнс стихи
Идущий сквозь Тьму
***
Меняется и время и мечты,
Меняются, как время, представленья.
Изменчивы под солнцем все явления.
И мир всечасно видишь новым ты.
Во всем и всюду новые черты.
Но для надежды нет осуществления.
От счастья остаются сожаления,
От горя - только чувство пустоты.
Уйдет зима, уйдут снега и холод
И мир весной, как прежде, станет молод
Но есть закон: все обратиться в тлен.
Само веселье слез не уничтожит.
И страшно то, что час пробьет быть может,
Когда не станет в мире перемен.
* * *
Печали полный радостный рассвет,
Смешавший краски нежности и боли,
Пусть будет людям памятен, доколе
Есть в мире скорбь, а состраданья нет.
Чертившее на небе ясный след,
Лишь солнце соболезновало доле,
Двух душ, разъединенных против воли,
Чтобы погибнуть от невзгод и бед.
Лишь солнце видело: обильной данью
Наполнилась могучая река,
Взяв у влюбленных слезы и рыданья,
И слышало: мольба их столь горька,
Что может и огонь смирить, страданья
Уменьшив осужденным на века.
* * *
Дожди с небес, потоки с гор мутят
Речную глубь. В волнах не стало брода,
В лесах не стало лиственного свода,
Лишь ветры оголтелые свистят.
Сменил весну и лето зимний хлад,
Все унеслось в круговращенье года.
Сама на грани хаоса природа,
И умертвил гармонию разлад.
Лишь время точно свой блюдет порядок,
А мир... а в мире столько неполадок,
Как будто нас отверг всевышний сам.
Все ясное, обычное, простое,
Все спуталось, и рухнули устои.
А жизни нет. Жизнь только снится нам.
* * *
«Что унесла ты, Смерть?» - «Взошедшее светило».
«Когда?» - «Как только день забрезжил в небесах».
«И что ж теперь оно?» - «Уже остывший прах».
«Кто приказал тебе?» - «Тот, чья безмерна сила».
«Кто телу даст приют?» - «Как всем телам - могила».
«Где юный блеск его?» - «Как всё - погас впотьмах».
«А Португалия?» - «Глядит на гроб в слезах».
«Что говорит она?» - «Как рано ты почила!»
«Кто видел мертвую - не умер?» - «Был убит».
«Что говорит Любовь?» - «В молчании скорбит».
«Кто ей замкнул уста?» - «Я! Тут не место спорам».
«А королевский двор?» - «С Любовью заодно».
«Что там готовится?» - «Там пусто и темно,
И все рыдают вслед за погребальным хором».
