Характеристика творчества Багрицкого
Индекс материала |
---|
Характеристика творчества Багрицкого |
Биография |
Все страницы |
Характеристика творчества Багрицкого
Пейзажи Э.Багрицкого - романтические, широко распахнутые, весь мир предстает то в образе ветра, то в образе птицы - бушующим, неистовым: "Мир встает огромной птицей, // Свищет, щелкает, звенит" ("Птицелов", 1918, 1926); "...мир, открытый настежь // Бешенству ветров" ("Смерть пионерки", 1932). Главное в природе для Багрицкого (как и для многих поэтов - его современников) - первозданная мощь и свежесть мира, как будто только что родившегося; отсюда постоянные эпитеты "вешний", "молодой", "первый", "свирепый", "яростный"; "Ах! Вешних солнц повороты, // Морей молодой прибой" ("Весна, ветеринар и я"); "И первые ветры, и первый прибой, // И первые звезды над головой"; "...Из камней, из расселин // Пошла в наступленье // Свирепая зелень..." ("Весна", 1927). Характерные для поэта образы - "роса", "соты", "арбуз" - самое сочное, свежее, что есть в природе ("взять этот мир, как соты, // Обрызганные росой"); особенно любимы им птицы, в которых воспета неистовость полета и гибели: "фазан взорвался, как фейерверк"; "летели скворцы, расшибаясь вдрызг // О стекла и провода" ("Последняя ночь", 1932; ср. также "Голуби", 1923; и др.). Эта же тема - слияние страсти и смерти, первозданная ярость, бушующая во всех созданиях природы, - раскрыта Багрицким и в редких для отечественной поэзии образах рыб ("Cyprinus, Carpio", 1928, 1929).
Уроженец Одессы, Багрицкий - поэт Черноморья: не гор - Кавказа и Крыма, как традиционно сложилось в русской поэзии, но именно Черного (а также Азовского) моря его звездами и шаландами, черными травами и туманами, ветрами-свежаками и путинами: "Ай, Черное море, Хорошее море!.." ("Одесса", 1923; "Арбуз", 1924, 1928; "Контрабандисты", 1927; "Бессонница", 1927; и др.). Поэту близка природа Юга - украинско-молдавские степи, поросшие ковылем и чертополохом, яблоневые сады, виноградники ("Украина", 1922; "Укразия", 1925; "Дума про Опанаса", 1926). При этом южный пейзаж не является экзотическим, притягательно-чуждым - он "свой", обыденный, и поэтизация его, соединяющая реалистическую точность с романтической приподнятостью, составляет вклад Багрицкого в развитие пейзажной поэзии.
Значительное место у Багрицкого занимают мотивы труда и охоты - волевого соперничества человека с природой: "Хозяин природы, // Он с черных лесов // Ружейным прикладом сбивает засов..." ("Всеволоду"; ср. также: "Осень", 1924; "Охота на чаек", 1924; "Трясина", 1928). Как новую черту поэзии необходимо отметить, что среди героев Багрицкого немало людей, включенных в жизнь природы самой своей профессией: ветеринары, птицеловы, рыбоводы, рыбаки, моряки.
Источник: "Природа, мир, тайник вселенной...".
Родился в еврейской мещанской семье, закончил реальное училище и землемерные курсы. В 1917-18 недолгое время был в рядах Красной Армии на Персидском фронте, в 1919 — в бригаде агитпоезда, сочинял прокламации, частушки, подписи к плакатам; затем — в Особом партизанском отряде им. ВЦИК. После Гражданской войны сотрудник ЮГРОСТА, публикует стихи в газетах и журналах Одессы. В 1925, подобно многим одесским писателям, перебрался в Москву. Член литературных объединений «Перевал», Литературный центр конструктивистов, РАПП. Автор трёх прижизненных сборников стихов: «Юго-запад», «Победители», «Последняя ночь».
Как поэт Багрицкий печатался с 1915 в одесских альманахах «Шёлковые фонари», «Серебряные трубы», «Авто в облаках», «Седьмое покрывало», находясь под сильным влиянием И. Северянина и особенно Н. Гумилева, в котором «потерял себя». Тогда же опубликовал «Гимн Маяковскому» (впоследствии разделявшему невысокое мнение о поэзии Багрицкого с А. Ахматовой, О. Мандельштамом, С. Есениным).
Стихи Багрицкого о «завоевателях дорог» и «весёлых нищих», ретранслирующие поэтику «южных акмеистов», отличались образной яркостью, свежей интонацией, нетривиальной ритмикой и быстро вывели его в первый ряд поэтов революционного романтизма (Н. Тихонов, М. Светлов, И. Уткин, М. Голодный).
В начале 1920-х гг. Багрицкий активно пользовался материалом баллад Р. Бернса, В. Скотта, Т. Гуда, А. Рембо, но уже в первой его поэтической книге «Юго-запад» условно-романтические персонажи в «маскарадных костюмах», выписанных из Англии и Фландрии, соседствуют с героем поэмы «Дума про Опанаса» — замечательным лирическим эпосом, впитавшим стилистику «Гайдамаков» Т. Шевченко и «Слова о полку Игореве». Плач по Опанасу — трагическое прозрение поэта, обнаружившего, что нет «третьего пути» в братоубийственной схватке, где палачу и жертве столь легко поменяться местами. Тогдашняя критика усмотрела в поэме «безыдейность», апологию анархистской вольницы, однако позже предельно идеологизированное и схематичное либретто одноименной оперы, опубликованное в первом выпуске горьковского альманаха «Год шестнадцатый» (1933), принесло Багрицкому официальное признание.
Первая книга отразила внутренний кризис Багрицкого перед лицом нэпа («Стихи о соловье и поэте», «От чёрного хлеба и верной жены...», «Ночь» и др.). Не включавшиеся им в прижизненные сборники «Стихи о поэте и романтике» (1925) констатируют исчерпанность прежних стихийно-романтических резервов постижения реальности. И однако кризис был преодолён — на путях социалистического «дисциплинированного» романтизма. В следующей книге стихов «Победители» (1932) традиционный для Багрицкого лирический ряд — «поэты, рыбаки и птицеловы» — вытесняется более актуально знаковой группой — «механики, чекисты, рыбоводы». Стихотворения «Весна, ветеринар и я», «Cyprinus carpio» проникнуты натурфилософией Н. Заболоцкого. На страницах книги «Юго-запад» лирический герой, накрытый «ночью Третьего отделенья», суеверно бежит памяти пяти повешенных декабристов. В стихотворении «ТВС» (из книги «Победители») в туберкулёзном бреду рассказчику явлён сам Ф. Дзержинский, дабы поддержать и утвердить его в понимании правды века («Но если он скажет: «Солги», — солги. Но если он скажет: «Убей», — убей»).
Итоговая книга Багрицкого, «Последняя ночь» (1932), являет сложное смысловое единство трёх поэм: «Последняя ночь» (лирическая биография поколения Первой мировой и Гражданской войн), «Человек предместья» (объяснение в холодной ненависти к мещанскому существованию) и «Смерть пионерки», где революционная романтика торжествует над христианством, материнским горем, гибелью ребёнка.
Неоконченная поэма «Февраль» (1934), редко переиздаваемая и обойдённая вниманием критики, посвящена путям еврейства в русской революции.
В. Н. Малухин
Как и его любимый герой Тиль, Багрицкий был одновременно и романтиком, и человеком земным. Походка его стихов была тоже тильуленшпигелевская - легкая, танцующая, пружинистая. "А мы заряжали, смеясь, мушкетоны, и воздух чертили ударами шпаг!", "И пред ним - зеленый снизу, голубой и синий сверху - мир встает огромной птицей, свищет, щелкает, звенит", "Жеребец под ним сверкает белым рафинадом". Но Багрицкий умел писать не только красиво, а иногда и жестко, почти жестоко: "Любовь? Но съеденные вшами косы; ключица, выпирающая косо; прыщи; обмазанный селедкой рот да шеи лошадиный поворот". Багрицкий принял революцию, сражался в особых отрядах и, желая идти в ногу со временем, трагически заблуждался вместе с ним. Блистательный мастер, одаренный редкой чувственной впечатлительностью, Багрицкий иногда срывался в попытках философского осмысления мира. Так, его строки о нашем веке в стихотворении "ТВС" морально для нас неприемлемы после стольких человеческих трагедий: "Но если он скажет: "Солги" - солги. Но если он скажет: "Убей" - убей". Но нельзя выдавать эти строки, написанные в 29 году, видимо, во время депрессии (или очередного припадка астмы, от которой поэт и умер), за философское кредо всей его поэзии, как пытались это делать некоторые недобросовестные интерпретаторы. Лучшая книга Багрицкого "Юго-запад", в которую входит и его поэма "Дума про Опанаса", написанная шевченковской строфикой, а временами и с шевченковской выразительностью. Поэзия Багрицкого, талантливая, многокрасочная, была в свое время школой мастерства для молодых поэтов 20-х и 30-х годов, многие из этих поэтов взлетели в небо с его доброй ладони. И в этом Багрицкий был Тилем - не случайно, судя по рассказам, он любил выпускать из клеток певчих птиц на волю.
Источник: Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.