Характеристика творчества Багрицкого

Багрицкий Эдуард Георгиевич

Характеристика творчества Багрицкого

Пейзажи Э.Багрицкого - романтические, широко распахнутые, весь мир предстает то в образе ветра, то в образе птицы - бушующим, неистовым: "Мир встает огромной птицей, // Свищет, щелкает, звенит" ("Птицелов", 1918, 1926); "...мир, открытый настежь // Бешенству ветров" ("Смерть пионерки", 1932). Главное в природе для Багрицкого (как и для многих поэтов - его современников) - первозданная мощь и свежесть мира, как будто только что родившегося; отсюда постоянные эпитеты "вешний", "молодой", "первый", "свирепый", "яростный"; "Ах! Вешних солнц повороты, // Морей молодой прибой" ("Весна, ветеринар и я"); "И первые ветры, и первый прибой, // И первые звезды над головой"; "...Из камней, из расселин // Пошла в наступленье // Свирепая зелень..." ("Весна", 1927). Характерные для поэта образы - "роса", "соты", "арбуз" - самое сочное, свежее, что есть в природе ("взять этот мир, как соты, // Обрызганные росой"); особенно любимы им птицы, в которых воспета неистовость полета и гибели: "фазан взорвался, как фейерверк"; "летели скворцы, расшибаясь вдрызг // О стекла и провода" ("Последняя ночь", 1932; ср. также "Голуби", 1923; и др.). Эта же тема - слияние страсти и смерти, первозданная ярость, бушующая во всех созданиях природы, - раскрыта Багрицким и в редких для отечественной поэзии образах рыб ("Cyprinus, Carpio", 1928, 1929).

Уроженец Одессы, Багрицкий - поэт Черноморья: не гор - Кавказа и Крыма, как традиционно сложилось в русской поэзии, но именно Черного (а также Азовского) моря его звездами и шаландами, черными травами и туманами, ветрами-свежаками и путинами: "Ай, Черное море, Хорошее море!.." ("Одесса", 1923; "Арбуз", 1924, 1928; "Контрабандисты", 1927; "Бессонница", 1927; и др.). Поэту близка природа Юга - украинско-молдавские степи, поросшие ковылем и чертополохом, яблоневые сады, виноградники ("Украина", 1922; "Укразия", 1925; "Дума про Опанаса", 1926). При этом южный пейзаж не является экзотическим, притягательно-чуждым - он "свой", обыденный, и поэтизация его, соединяющая реалистическую точность с романтической приподнятостью, составляет вклад Багрицкого в развитие пейзажной поэзии.

Значительное место у Багрицкого занимают мотивы труда и охоты - волевого соперничества человека с природой: "Хозяин природы, // Он с черных лесов // Ружейным прикладом сбивает засов..." ("Всеволоду"; ср. также: "Осень", 1924; "Охота на чаек", 1924; "Трясина", 1928). Как новую черту поэзии необходимо отметить, что среди героев Багрицкого немало людей, включенных в жизнь природы самой своей профессией: ветеринары, птицеловы, рыбоводы, рыбаки, моряки.

Источник: "Природа, мир, тайник вселенной...".

Родился в еврейской мещанской семье, закончил реальное училище и землемерные курсы. В 1917-18 недолгое время был в рядах Красной Армии на Персидском фронте, в 1919 — в бригаде агитпоезда, сочинял прокламации, частушки, подписи к плакатам; затем — в Особом партизанском отряде им. ВЦИК. После Гражданской войны сотрудник ЮГРОСТА, публикует стихи в газетах и журналах Одессы. В 1925, подобно многим одесским писателям, перебрался в Москву. Член литературных объединений «Перевал», Литературный центр конструктивистов, РАПП. Автор трёх прижизненных сборников стихов: «Юго-запад», «Победители», «Последняя ночь».

Как поэт Багрицкий печатался с 1915 в одесских альманахах «Шёлковые фонари», «Серебряные трубы», «Авто в облаках», «Седьмое покрывало», находясь под сильным влиянием И. Северянина и особенно Н. Гумилева, в котором «потерял себя». Тогда же опубликовал «Гимн Маяковскому» (впоследствии разделявшему невысокое мнение о поэзии Багрицкого с А. Ахматовой, О. Мандельштамом, С. Есениным).

Стихи Багрицкого о «завоевателях дорог» и «весёлых нищих», ретранслирующие поэтику «южных акмеистов», отличались образной яркостью, свежей интонацией, нетривиальной ритмикой и быстро вывели его в первый ряд поэтов революционного романтизма (Н. Тихонов, М. Светлов, И. Уткин, М. Голодный).

В начале 1920-х гг. Багрицкий активно пользовался материалом баллад Р. Бернса, В. Скотта, Т. Гуда, А. Рембо, но уже в первой его поэтической книге «Юго-запад» условно-романтические персонажи в «маскарадных костюмах», выписанных из Англии и Фландрии, соседствуют с героем поэмы «Дума про Опанаса» — замечательным лирическим эпосом, впитавшим стилистику «Гайдамаков» Т. Шевченко и «Слова о полку Игореве». Плач по Опанасу — трагическое прозрение поэта, обнаружившего, что нет «третьего пути» в братоубийственной схватке, где палачу и жертве столь легко поменяться местами. Тогдашняя критика усмотрела в поэме «безыдейность», апологию анархистской вольницы, однако позже предельно идеологизированное и схематичное либретто одноименной оперы, опубликованное в первом выпуске горьковского альманаха «Год шестнадцатый» (1933), принесло Багрицкому официальное признание.

Первая книга отразила внутренний кризис Багрицкого перед лицом нэпа («Стихи о соловье и поэте», «От чёрного хлеба и верной жены...», «Ночь» и др.). Не включавшиеся им в прижизненные сборники «Стихи о поэте и романтике» (1925) констатируют исчерпанность прежних стихийно-романтических резервов постижения реальности. И однако кризис был преодолён — на путях социалистического «дисциплинированного» романтизма. В следующей книге стихов «Победители» (1932) традиционный для Багрицкого лирический ряд — «поэты, рыбаки и птицеловы» — вытесняется более актуально знаковой группой — «механики, чекисты, рыбоводы». Стихотворения «Весна, ветеринар и я», «Cyprinus carpio» проникнуты натурфилософией Н. Заболоцкого. На страницах книги «Юго-запад» лирический герой, накрытый «ночью Третьего отделенья», суеверно бежит памяти пяти повешенных декабристов. В стихотворении «ТВС» (из книги «Победители») в туберкулёзном бреду рассказчику явлён сам Ф. Дзержинский, дабы поддержать и утвердить его в понимании правды века («Но если он скажет: «Солги», — солги. Но если он скажет: «Убей», — убей»).

Итоговая книга Багрицкого, «Последняя ночь» (1932), являет сложное смысловое единство трёх поэм: «Последняя ночь» (лирическая биография поколения Первой мировой и Гражданской войн), «Человек предместья» (объяснение в холодной ненависти к мещанскому существованию) и «Смерть пионерки», где революционная романтика торжествует над христианством, материнским горем, гибелью ребёнка.

Неоконченная поэма «Февраль» (1934), редко переиздаваемая и обойдённая вниманием критики, посвящена путям еврейства в русской революции.

В. Н. Малухин

Как и его любимый герой Тиль, Багрицкий был одновременно и романтиком, и человеком земным. Походка его стихов была тоже тильуленшпигелевская - легкая, танцующая, пружинистая. "А мы заряжали, смеясь, мушкетоны, и воздух чертили ударами шпаг!", "И пред ним - зеленый снизу, голубой и синий сверху - мир встает огромной птицей, свищет, щелкает, звенит", "Жеребец под ним сверкает белым рафинадом". Но Багрицкий умел писать не только красиво, а иногда и жестко, почти жестоко: "Любовь? Но съеденные вшами косы; ключица, выпирающая косо; прыщи; обмазанный селедкой рот да шеи лошадиный поворот". Багрицкий принял революцию, сражался в особых отрядах и, желая идти в ногу со временем, трагически заблуждался вместе с ним. Блистательный мастер, одаренный редкой чувственной впечатлительностью, Багрицкий иногда срывался в попытках философского осмысления мира. Так, его строки о нашем веке в стихотворении "ТВС" морально для нас неприемлемы после стольких человеческих трагедий: "Но если он скажет: "Солги" - солги. Но если он скажет: "Убей" - убей". Но нельзя выдавать эти строки, написанные в 29 году, видимо, во время депрессии (или очередного припадка астмы, от которой поэт и умер), за философское кредо всей его поэзии, как пытались это делать некоторые недобросовестные интерпретаторы. Лучшая книга Багрицкого "Юго-запад", в которую входит и его поэма "Дума про Опанаса", написанная шевченковской строфикой, а временами и с шевченковской выразительностью. Поэзия Багрицкого, талантливая, многокрасочная, была в свое время школой мастерства для молодых поэтов 20-х и 30-х годов, многие из этих поэтов взлетели в небо с его доброй ладони. И в этом Багрицкий был Тилем - не случайно, судя по рассказам, он любил выпускать из клеток певчих птиц на волю.

Источник: Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

Печататься начал незадолго до революции, в Одессе. Годы гражданской войны провёл на фронте, в Красной армии. Первую книгу стихов выпустил в 1928 (в издательстве ЗИФ — «Юго-запад»). Входит в группу конструктивистов. Его первые произведения, которые по времени написания совпадают с периодом гражданской войны, проникнуты напряжённой, физиологически ярко выраженной жизнерадостностью, жадностью к жизни. Но эта жизнерадостность тематически не увязывается у Багрицкого с современностью. В прошлом он ищет яркие фигуры, поэтическое воплощение которых дало бы ему возможность творчески разрядить чрезвычайно оптимистическое, активное мироощущение, пронизанное пантеистическими настроениями. Программным стихотворением этого времени является «Тиль Уленспигель» (Тиль Уленспигель — жизнерадостный фламандский народный герой, воспринятый поэтом очевидно в освещении де Костера). Уже в этот период творчества Багрицкого замечается пристрастие к архаике и мистической фантастике.

Эмоциональная окраска стихов Багрицкого последнего времени радикально отличается от характера начального этапа его литературной деятельности. Переход от периода военного коммунизма к мирному хозяйственному строительству является для творчества Багрицкого критическим. Идеологический кризис поэта длится до сих пор. Если период героических лет гражданской войны, преломлённый через огромную жизнерадостность как индивидуальное качество поэта, рождает в известной мере созвучные эпохе по бодрой оптимистичности произведения, то наше строительство совершенно не воспринимается Багрицким, не находит отражения в его стихах. Поэт остаётся на архаических лирических позициях, очень часто, как бы демонстративно, прибегая к особенно тривиальным приёмам («Соловей и роза», «Арбуз»), доводя, правда, их до большого мастерства. В новой обстановке поэт «скучает», основной темой его стихов становится анархическое романтическое буйство («Чёрное море»); утверждение своей физиологической напряжённости он выражает надрывными эротическими произведениями («Весна»). Усиливается мистическая струя («Трясина»), появляется ощущение тоски и неприкаянности, поэт жалуется на то, что только ему вечерний час не приносит «ни чая, пахнущего женой, ни пачки папирос» («Ночь»). Это стихотворение — «Ночь» — представляет собой высшую точку выражения непонимания поэтом нашего строительства (для него витрины кооперации только «оголтелая жратва»). Все последние стихи Багрицкого проникнуты пессимистическими настроениями. Наиболее крупное произведение Багрицкого «Дума про Опанаса» рисует столкновение махновщины с красными. В центре «Думы» яркая по эмоциональной выразительности картина расстрела коммуниста Когана и перерождения, под влиянием этого расстрела, его палача, украинского крестьянина — вынужденного, невольного махновца. Всё же и «Дума про Опанаса» — произведение романтически отвлечённое. Романтическое, расплывчатое преломление действительности вообще является в творчестве Багрицкого основным. Багрицкий дал несколько мастерских переводов (из Бэрнса, Вальтер-Скотта и др.). Внутренняя динамичность образов, большая напряжённость стиха, прекрасно чувствуемый ритм, умение дать ощущение фактуры описываемого — всё это ставит Багрицкого в ряд значительных поэтов последних лет.

Библиография. Лежнев А. З., статья в журн. «Революция и культура», № 20, 1928; Красильников В., Бард романтизма, «На литературном посту», № 21, 1927.

О. Бескин

Литературная энциклопедия: В 11 т. — [М.], 1929—1939.